Литовского медика дважды в год арестовывали американское открытие за искусство
Аудрюс Плиоплис, родившийся в Канаде, нейробиолог литовского происхождения и художник литовского происхождения, который позже переехал в Чикаго, является одним из самых известных его медицинских изобретений. И хотя его достижения в области медицины чрезвычайно важны, профессия врача А. Плиоплиса даже два раза в год ради искусства, но и здесь медицина оставила свой след — работы богаты нейронными рисунками..
А. Плиоплиш рассказалRADIO о извилистом профессиональном пути, о величайших достижениях и воспоминаниях о своем первом визите в Литву..
— 40 лет вы были одновременно художником и нейробиологом. Кажется, вы часто спрашиваете, как совместить искусство и медицину. Вы когда-нибудь задумывались, что бы вы выбрали, если бы вам пришлось выбрать одну область?
— Я уже этим занимаюсь. Я родился и вырос в Торонто, Канада. Когда мне было двенадцать, мы с родителями переехали в Чикаго. В Торонто мой лучший друг был хулиганом, доставивший моим родителям много неприятностей. Например, в 14 лет он выпустил мотоцикл. Чтобы получить права на мотоцикл, мне должно было быть 18 лет в Канаде, но когда мне было четырнадцать, я ехал на своем мотоцикле по улицам Торонто. Он был таким человеком.
Однажды летом, когда мне было 10 лет, родители решили отвести его на лето в художественную школу, чтобы он позаботился о его родителях. Я посетил его и в первый раз наткнулся на менее белый холст, в следующий раз — линии, рисунки, потом краски стали расти, и в итоге получилась очень красивая картина. Это меня очень удивило. Как можно начать с нуля и создавать такие красивые вещи
Для меня это было чудо. Это было семя искусства. Это всегда проявлялось в моей жизни и действительно начало расти, когда я учился в медицинской школе. Я начал рисовать. За эти четыре года желание творить настолько возросло, что я больше не мог заниматься медициной. Друзья говорили хотя бы доучить интернат, я закончил, а потом все выбросил. Я поехал в Вашингтон и занимался там искусством. Мне повезло, много выставок организовал, на них смотрели. Я даже продал работу. Это было очень хорошее начало.
Но с годами я начал размывать свои знания о том, что у меня так много информации о неврологии, но я ничего не делаю с ней. Я понял, что совершил фундаментальную ошибку: я думал, что искусство и нейробиология — это два отдельных и несовместимых мира — они должны делать то или другое. Но я очень умен и должен найти способ примирить эти вещи. Три года спустя я вернулся к неврологии, и с тех пор, почти 40 лет назад, я комбинирую эти две ветви..
Мое искусство включает нейробиологические элементы. На протяжении десятилетий я пробовал множество различных техник. Десять лет назад у меня пошатнулось здоровье, мне стало труднее работать в сфере медицины, в результате я бросил медицинскую практику и мое здоровье восстановилось. Я занимаюсь искусством в одиночку уже несколько десятилетий. Итак, дважды я наконец выбрал месяц. Я выполнил свою работу в медицине, лечил очень многих пациентов, провел много нейробиологических исследований, опубликовал 70 научных статей и собрал почти 3 миллиона долларов на финансовую поддержку медицинских исследований. Я много сделал в этой области.
— Мы находимся в Чикагском университете, в часовне, которая по размеру напоминает собор. Это ваша третья выставка. Мы видим десять многослойных фигур. Только основание фона освещено нейронными изображениями, в которых меняются цвета. И что в более глубоких слоях?
— Работы, которые я написал, являются изображениями моих предыдущих работ, а также фотографиями моей собственной магнитно-резонансной томографии мозга. Он состоит из множества моих слоев. В нашем сознании много слоев, и это делает нас людьми. Чем дольше вы смотрите, тем больше у вас шрам.
В одном произведении написана моя мечта, написанная от руки. Сон случился лет четырнадцать назад. Я часто ложусь отдохнуть днем. Мне никогда не снилось, но в тот день мне приснилось, что я фотографирую на юге Франции, у моря. Мой рюкзак был полон размытых полос, снятых всю неделю. Я устал, хотел пить, увидел кафе. Он был пуст. Я положил рюкзак, официанта не нашел, а когда обернулся, то увидел, что моего рюкзака нет. В панике я побежал по песку и проснулся.
Я был в страхе, думал, что это очень плохой сон. Когда я встал, сразу зазвонил телефон. Моя дочь Милда была тогда студенткой университета и на несколько месяцев путешествовала в Милан, Италия, с группой студентов. Она пришла на концерт и во время него украла туфли. Так получилось, что ее рюкзак украли в тот самый момент, когда мне приснился украденный рюкзак. В моем рюкзаке было очень важное для меня содержимое — мои картины, ее рюкзак с деньгами, мой паспорт — все, что было для нее важно. Такое описание сна входит в мое творение.
— Вы родились в Канаде, живете в США, а корни — в Литве. Как вам удается лавировать между этими идентичностями?
— Можно сказать, что я часть всего этого мира, или что я отступник со всего мира. Конечно, мы выросли в литовской семье, говорили по-литовски. Пока мне не пришлось пойти в начальную школу, я не говорил по-английски ни слова. Я помню понедельник в школе даже сейчас. Я запаниковал, кричал, кричал, что не оставлю себя там. Первый день был очень и очень тяжелым. Мои родители всегда думали, что я временно в Канаде и скоро вернусь в Литву, поэтому я знал только литовский..
Я вырос в Канаде и закончил учебу здесь, в Чикаго. Проработав некоторое время в Торонто, я позже вернулся в Соединенные Штаты. Каждое ребро имеет свои особенности. Канада — очень аккуратный, там люди заботятся друг о друге. Сама идея о том, что медицинское страхование должно быть оформлено для всех, доказывает это. В Америке все по-другому. Здесь Человек более индивидуален. Нет абсолютно никаких пределов тому, сколько энергии и желания могут достичь оба. Но ответственность перед другими испаряется. Здесь нет медицинской страховки, как в Канаде. Вы не можете — вам все равно нужно заботиться о себе. Есть плюсы и минусы, но есть и недостатки. Так что я принимаю все лучшее с обеих сторон.
Литва, когда я рос, была страной фантазий. Ваш отец просто обожал это. Он сказал, что во времена Витовта господствовала вся Европа. Такое преувеличенное дело, мир фантазий. А мое искусство живет в мире фантазий. Я думаю, это тоже происходит от литовства.
— Вы говорите, что Литва была фантастическим миром. И когда вы впервые увидели Литву в советское время, фантазия не рухнула.?
— Я не знал, чего ожидать, когда приехал туда. Я реальный человек, я не знал, кто там будет. Моя поездка в Литву ограничивалась Вильнюсом, Каунасом и Вилкавишкисом. Думаю, это был 1988 год. Мне было очень интересно увидеть ту совершенно другую жизнь, которую я никогда не испытывал. Компании выстраиваются в очереди, чтобы купить какой-нибудь кусок старой колбасы, потому что в этом магазине ничего нет. Или вы получаете ржаной хлеб, который выглядит очень красиво и пахнет, просто съев песок, смешанный между зубами. Если они хотели что-то получить, компаниям приходилось с кем-то разговаривать, давать взятку, и они сразу появлялись. Очень интересно. Никогда не видел такого. Я был восхитителен.
В Вильнюсе мне дали место в общежитии, я встал рано утром, пошел гулять по замшелой выпечке, начальной школе и лесам. Это было так красиво. Меньше очень много улиток. Это была очень необычная и интересная поездка. Но это были советские времена, его больше нет.
— Для вас было очень важно, чтобы американские компании понимали, что происходило в Литве в то время, и вы уделяли много внимания депортации в Сибирь и знакомству с ней. Почему тебе не все равно?
— Я вырос на этой истории. Уже суббота в литовских школах, церквях, скаутах. Я знал об этом все от родителей. Мы часто говорили о депортации в Сибирь, о том, что сделал Сталин. Двенадцать моих родственников были сосланы в Сибирь. Четверо были убиты во время допросов НКВД, в том числе мой дедушка, который умер в результате этих допросов. Моей бабушке был 71 год, когда ее выселили из Сибири, чтобы на восемь лет рубить деревья. Я знал это очень хорошо.
Выросший в Канаде и США, я был поражен тем, что общественность очень хорошо знала, что сделал Гитлер, но он ничего не знал о том, что сделал Сталин. Я не понимал, как это могло быть. Но это все еще так. Я считаю, что если компании не знают, что было в истории, такое может случиться не только в России, но и в Америке..
В то время я уже уходил из медицины по проблемам со здоровьем. Когда мое здоровье начало улучшаться, у меня появилось больше энергии, и я решил создать программу под названием «Надежда и дух» в музее Бальзека и отдать дань уважения людям, которых пытали в Сибири. Здесь было показано много фильмов, прочитаны лекции. Все эти годы мне приходилось почти каждый день ходить в музей по каким-то делам, и там всегда были люди. Я был удивлен, что получил столько внимания. И когда мы посмотрели обзоры прессы, мы поняли, что у музея Бальзека никогда не было столько отзывов. Это было сделано моими усилиями.
— Вы известный медик. Вы лечите детей с неврологическими заболеваниями несколько десятилетий. Что делает вас самым запоминающимся в этот период?
— Способствовал улучшению медицины. Наверное, самое главное, что я создал, — это жилетотерапия. Эти жилеты использовались у детей и подростков с заболеваниями легких. Я думал, что у детей с церебральным параличом очень часто развивается пневмония, потому что они не могут кашлять. Хотите подумать, как снизить заболеваемость пневмонией и улучшить свое состояние.
Я придумал следующий метод: тело надевается на тело, очень быстро качает воздух, массирует грудную клетку и очищает жидкость от легких. Вы должны были найти оборудование, компании, которые могли бы его пожертвовать. Когда мы делали этот проект, одна машина стоила 15 тысяч. долларов. Я нашел компании, которые пожертвовали три или четыре телефона.
Мы провели исследование, которое длилось год. Резко упало количество людей, заболевших пневмонией. Также сократилось время пребывания детей в больнице. Денежные вложения были очень малы по сравнению с суммой денег, сэкономленной на больничном счете. Я опубликовал статью. Эта терапия сейчас используется во всех американских больницах. Такие жилеты есть и у многих. Я создавал и вносил другие улучшения, но это — самое известное, отголоски которого дошли до всей Америки, а может, и всего мира — я не знаю.
— Кажется, что человек, изучающий мозг, каким-то образом лучше понимает, как эти процессы происходят в нашем сознании. И не только механически, а вообще, почему мы принимаем решения. Так ли это на самом деле?
— На наш взгляд, все будет очень сложно. Так много слоев. И мне сложно сочинять собственное произведение искусства.
Мозг у всех людей очень разный. Идеально и очень плохо. Наверное, невозможно понять качество мозга по выражению лица, но тем, кто идет в политику и находится у власти, я должен сказать, что их мозг очень часто бывает подозрительным..
Источник:
