Писатель витаутас мартинкус — волк-одиночка, ищущий друзей, в том числе и мертвых
Писатель Витаутас Мартинкус: одинокий волк ищет друзей, в том числе и мертвых
В самую жару в летнюю пору писательница Бируте Йонушкайте поговорила с собственным коллегой Витаутасом Мартинкаем. Победитель Национальной премии с свойственной ему толерантностью, серьезностью и серьезностью говорит о пересечении философии и литературы, собственных недавних романах, престиже писательской профессии, переменах, литовско-польских отношениях и коллегах, которые не растягивают собственный родной язык. Время, которое потрачено на чтение этой статьи, заменит вечер с лучшим другом.
Любовь, рожденная на расстоянии
— Вы пришли в литературу после завершения инженерного факультета, из мира технократов, и, как вы сами сказали, ощущаете себя волком-одиночкой: непривлекательным для читателя, не преследуя ни литературную моду, ни популярность, твердо придерживаясь собственных взглядов всю жизнь. Что это за отношения и какой литературный путь прошёл волк-одиночка от электрика до философа и писателя, говоря иначе — к себе, «в середину себя»?
— Я появился на свет не с продовольствием. Находили его неторопливо, при жизни. Как ценности, которым я предрасположен. Создавайте их. Однако, когда я появился на свет, небольшой ручей с названием Wish, который был рядом с усадьбой моих родителей, уже ждал, когда я его увижу, когда я приеду к нему, когда я начну понимать, что не все, что небольшое, действительно небольшое..
И мне придется слить много воды из данного ручья, перед тем как я объясню его красоту себе и иным не в раннем возрасте — мне это нравится, я хочу быть с ним. Для более глубокого, экзистенциального ощущения красоты родины полезно (может быть, даже нужно) уехать, покинуть ее, любовь, которая появилась на расстоянии и в самом глубоком месте в той местности, где вы появились и выросли. И чем философски — тем далеким и одновременно ближе — взгляд на него.
Итак, мой длинный и медлительный путь к философии как особенному отношению к жизни, миру. К внутреннему, символом которого мы также можем назвать Видауйя. (Этому также способствует этимология гидронима.) И благодаря тому, что в университете я обучался на инженерии, и благодаря тому, что социально-политические условия В то время были неблагоприятны для философии. Итак, я начал с инженерного дела, так как я уже знал про это в гимназии, а потом изучал это на протяжении 5 лет..
Даже после краха официального марксизма неразбериха в области философии, отсутствие философских источников, возможная «диалектическая глубина» вопросов и, практически, их ослабление или поверхностность, твёрдый камень марксизма, не ударить, не повредить.
Я был, наверняка, первым членом Союза писателей Литвы советской эпохи, который защитил диссертацию ..
Я путешествовал, подбирая как авторов философских произведений, так и их сочинения, которые мне ближе. Уже по совету других (Ромуальдаса Григаса, Йонаса Мацевичюса, Эугениюса Мешкаускаса) я попытался заинтересоваться социологией в докторантуре, какая в Литве В то время только училась ходить. К большому сожалению, не все, что я потратил коту под хвост, имело смысл. Я застрял где нибудь между говоря иначе «историческим материализмом» и «научным коммунизмом». Чтение и анализ работ в области искусства, технического или инженерного, оставались значимыми (даже в наше время)..
Но, наверняка, я был первым членом Союза писателей Литвы советской эпохи, который защитил диссертацию (тогда кандидат философских наук). Я не считаю это научной работой. Для остальных это мелочи. Кстати, по русски написано. Что касается меня, я был автором, которому философия, ее исследования, философское мышление или поза казались (и в самом деле были) важными и нужными при написании художественной литературы. Я хотел, чтобы это было так. Не было. Не столь давно, когда солнце садилось вечером, я почувствовал и признался, что могу воспринимать философию вчера, сегодня и на следующий день по-своему..
Парадокс. Я не появился на свет философом, я просто искал философские труды, я просто читал их. На поиск своей философии понадобилось время, но я уже писал литературные произведения. По этой причине я не могу сказать, что у меня всегда было одинаковое (или, как минимум, схожее) философское мировоззрение. Мои романы «руководствуются» всевозможными философскими взглядами. Правда, для автора особо важно. Давайте применять это слово внутри или внутри. Я думаю (думаю), что только новая книжка, которую я пишу или пишу, станет более ясно, прозрачно и просто выразить то, как встречаются философия и литература. В случае моей жизни.
Иные установки (моральные, политические, познавательные, эстетические, вера) собой представляют мир ценностей. Структура. Система. Разные слова, я заимствую их из аксиологии (философии как теории и практики ценностей), сформировавшейся в девятнадцатом веке. конец 20 века пр. Думаю, она не стала старой, правда сегодня о ней практически никто не говорит, она применяет только (очень двусмысленное) понятие ценности..
В собственной книге «Эстетическая жизнь литературы» я попытался обговорить более узкое понятие — аксиологию литературы. Виктория Дауйотите применяет его в близком мне смысле. Кястутис Настопка применяет аксиологию как термин для семиотики, намного более неширокий, чем в философии. Ну, как вы слышите, волк-одиночка ищет друзей. Среди них мертвые.
Все действительно просто. Сначала — внутренность. И в конце. Путь между ними не короткий, но начало как конец, меня все оксюмороны привлекают.
Стоический отшельник
— Тяжело ли сохранять это стоическое спокойствие отшельнику, писателю, не гоняющемуся за ореолом популярности? Ведь всем художникам так необходимы слава, популярность, бессмертие..
— Нет, не было. Когда я пишу литературное произведение, кажется, что мир пропадает. За столом спокоен. Вы можете достигнуть некоторого успеха, а может и абсолютно не достигнуть успеха. Тогда ты не пишешь, ты делаешь что-нибудь другое. Однако в писательстве я работаю, и любая работа — это полная уверенность в том, что делаешь. Мир. Достаточно схоже на молитву. Если бы ты только мог молиться.
Хотя, когда я не пишу, беспокоюсь, но, кажется, должен. И вот тогда у меня есть способ оставаться, как вы говорите, стоическим отшельником. Начинаю писать философские тексты или близкие к ним. Написав роман «Камни», я начал «карьеру» докторанта. Я написал диссертацию. Три года. Первый вариант — плохой социологический этюд (как в моих глазах, так и в глазах научного руководителя). Я не защищал его. Я даже не готовился к процедуре защиты.
Я легко обрел покой, написав пару рассказов и роман «Капли». После появилась решимость вернуться к незаконченной диссертации. Защитив ее, я написал роман «Охота в заповеднике». А потом работал по очереди — после научной книги я сидел рядом с литературным произведением либо наоборот..
В действительности я написал так, чтобы текст меня утолил сам — автор как читатель.
Только шесть лет работы главой Союза писателей полностью отдалились от его творческого времени. Я уже тогда писал, только жанр не был ни очень маленьким, ни таким, бюрократическим. Отчеты, статьи, проекты документов. Правда, меня очень шокировал рассказ Владимира Зазубрина (1895–1937) «Скиедра». Незаметный кровавый красный текст террора. Любой, кто хочет себе представить расправу над царской семьей, должен хотя бы прочитать ее. Для автора, верившего в революцию, награда жизни — «собственные» выстрелы, смерть в тюрьме. Найдя более свободные выходные, я, кажется, перевел его с русского в первой половине 90-ых годов XX века. Размещено в Победа.
Мои книги получили определённое публичное, хотя и молчаливое признание. И надуманный, и научный. Несколько романов переведены на зарубежные языки. В 1985 году я даже получил государственную премию «Охота в заповеднике»..
Как бы я ни работал, популярность не была целью. Я не был профессионалом ни дня. Дольше всех ел хлеб от педагогической работы. Я спокойно воспринял обвинения в непонятных, чрезмерно непростых произведениях. В действительности я написал так, чтобы текст меня утолил сам — автора как читателя. Сократ, Марк Аврелий, Августин и остальные философы прописали прекрасное лекарство во времена планируемой славы. Просто возьми, не забывай.
Очень медленно из года в год
— Вы один из тех авторов, которые пишут книги пять, десять и более лет. Ваши серьезные, может быть, чрезмерно непростые для теперешнего читателя романы, особенно два последних — «Жемайтийский пароход» и «Подвал вашей церкви» — возможно, стали причиной Национальной премии в области культуры и искусства «За глубины умственной литературы»..
— Я всегда пишу все собственные работы — короткие и длинные, будто бы непростые и будто бы простые — изо всех сил. Так много как я могу. Лучше не выходи. В конце концов, я меняю себя, другой опыт, иная привычка к эстетике литературы..
Да, пишу неторопливо. Из года в год все очень медленно. Теперь здоровье — глаза, сердце, голова — ставит под сомнение, но, может быть, ни она, ни старость не виноваты в такой медлительности, такой манере письма. Медлительный характер. И желание сделать лучше текст. Другой — сложность басни и сюжета произведения, особенно определенные сюжетные повороты. Вы не будете их подгонять. Роскошь, но пишу вариации.
Я восхищаюсь собственными коллегами, которые отлично умеют фантазировать — сразу писать черновик, даже диктовать собственные произведения. Фактически нет редактирования рукописей. И я это исправляю. Много. Теперь компьютер стирает то, что исправляется, текст смотрится идеально, обманчиво чистым, а в прошлом, когда я писал ручкой или пишущей машинкой, исправления были бросающимися в глаза, даже самыми важными, чем первые предложения. Есть различные исправления. Меню «Пергале» подготовила для прессы рассказ «Глубокий кофе», я забрал его для редактирования, но всецело переписал. Альгимантас Балтакис вернулся, написав черными чернилами в заголовке: «Хуже. Вы испорчены ".
Может быть, эта «глубина литературы» в действительности обратно пропорциональна скорости написания (чтения) произведения. Однако не всем нравится или необходима глубина.
Я давно собираю архивные материалы для «Жемайтийского Гарлекиса», переводя их с русского и польского языков. Это само по себе требует времени, как и подготовка научного текста для печати. Он благодарен библиотеке Академии наук, которая позволила сделать копии философских сочинений Александраса Гришкявичюса. Все другое переписал вручную. На пару дней вперед.
И само литературное повествование тоже требует времени. Имеется две версии этого романа. Первая с двойным дном — сюжет времен царской России «дублируется» сюжетом советской Литвы. Как притча. Переплетение сюжетов — огромная радость не только для читателя, но и для автора..
Вторая версия Гарлекиса — «очень легкая». Остается лишь повествование о событиях царского времени. Однако это тяжело по-другому — больше ассоциаций: культурно-литературных, очень сложных метафор. То, что я называю «интеллектуальным» — основано на эвристическом мышлении, связанном со всем текстом работы..
«Подвал вашей церкви» тоже требовал большого историчного и архивного материала. Я не отыскал всего. Некоторых просто не было. Мне понадобилось частично компенсировать ее минус силой воображения, фальшивыми историями. В романе много героев, понадобилось потратить время на их генеалогии. Прототипирование и художественная литература.
Архитектура романа, смешение его частей — это неоднократно меняющийся текст. Это требует времени. Каждое слово романа заключено в собственную эру и время написания. Принадлежит неоднократно.
Когда вы пишете неторопливо, вы можете не захотеть, чтобы читатель «проглотил» книгу. Необходимо согласиться с тем, что его будут читать неторопливо и не 1 раз. Или, может быть, он закрывается, как только разворачивается для чтения. Я ожесточен: я не паникую, когда читатель признает, что он не преодолел «Жемайтиса гарлекиса». Ведь не все учатся летать, управлять самолетом. Строителю «Жемайтиса гарлекиса» Александрасу Гришкявичюсу было сложнее жить, чем мне писать про это. Раскройте его многомерный характер. Драма духовности. Тяжолая судьба.
Возможно, эта «глубина литературы» («документ», выданный Национальной комиссией по присуждению премии) в действительности обратно пропорциональна скорости написания (чтения) произведения. Однако не всем нравится или необходима глубина. Приятно обанкротиться даже на мелководье. Вода теплее, не боишься утонуть.
Тревожно против направления
— Во второй половине 80-ых годов двадцатого века вы пришли работать в Союз писателей, а спустя несколько лет стали его главой. С какими ожиданиями вы начали работату в Вильнюсе и как вы и остальные писатели оказались вовлеченными в судьбоносные для Литвы события? Потому что в Союзе случились капитальные изменения, и участники Саюдиса тоже сидели под его крышей. В то время писатели не сторонились политических споров, они были одними из очень активных, видимых и слышимых. Но очень скоро они ушли в политическую жизнь. В настоящий момент писателей практически не видно и абсолютно не слышно. Что случилось? Как мы потеряли авторитет?
— Ожидания одновременно простые и претенциозные: делать все, что в моих силах. А что ты умеешь? Нет..
Вильнюс — большое совпадение моей жизни, вероятность переехать в него была близка до нуля. И я смотрелся усталым от той работы, которая ждала в Вильнюсе. Восемь лет «возглавлял» Каунасское отделение Союза писателей Литвы. Только он маленький, из десятка писателей.
Я уволился в первой половине 80-ых годов двадцатого века, и мне показалось интересным менять педагогическую и литературную работу: писатель работал в университете. независимо от роялти. Времени больше на литературу — моя давнишняя мечта.
Я vyturys, по этой причине я провел восток за собственным столом, так что я мог так планировать собственные дни. После чего — лекции, иные работы. Я остался доволен. Но, по всей видимости, я плохо себя знал. Фернандо Песоа написал в собственной знаменитой книге «Волнение»: Ничего не знать о себе — значит жить. Плохо знать себя — значит думать. Может действительно. Я начал думать? Не сразу, но. Проникают капли камней. Это не о философии или литературе, это о себе.
Кофе по капле смыл все мои аргументы.
По этой причине в день 1 съезда Союза писателей 1986 года я был уверен, что в моей жизни ничего не поменяется. Но дьявол, как все знают, прячется в деталях. Вечером коллеги за чашкой кофе стали уверять меня, что мой «управленческий» опыт очень необходим в Вильнюсе. За переустройство Союза писателей. Необходимы новые «силы» и так дальше. Кофе по капле смыл все мои аргументы.
И эти основы отвлечённой карьеры казались такими прочными. Но, может быть, она стояла на отщепе. Он неожиданно рухнул, особенно с добавкой пальца Альфонсу Мальдонису. Его рациональные слова смылись, как вода, и меня увлекла Тревога против направления..
Назовем это карьерными надеждами: должности в Вильнюсе. В то время они считались более солидными. Я постараюсь, на время, всегда могу отойти. Помимо того, с момента президентства Альфонсаса Беляускаса секретари правления Союза писателей, глава и заместитель имели привилегию — они работали в офисных помещениях меньше времени. Исключительно с 12 часов, кроме пары месяцев. Я наивно считал, что это будет время написания, ни один университет не дал бы такой свободы.
Как бывший, пообещав организаторам вечернего съезда допросить ночью, я публично согласился быть избранным на следующий день во время собрания и стал секретарем правления..
Ах да, еще домашние хозяйки меня отругали! Супруга не хотела менять ни работу, ни жизненный образ, ни место. Нас освободили от всей кухни, удалив стиль квартиры по собственному вкусу. Старшая дочь Лина уже училась в Клайпедском университете, младшая Мильда еще училась в школе. Но я отругал, что "продал" Вильнюсу..
Ах да, еще домашние хозяйки меня отругали! Он сказал, что я «продал» Вильнюсу..
Безусловно, я чувствовал, что работать секретарем правления Союза писателей Литвы будет не легче, чем в Каунасском отделении. Вот что случилось. Жизнь поменялась. Свободных месяцев для искусства больше не останется. Это было действительно сложно, даже тяжело, но интересно и содержательно.
Ведь тогда же горбачевская перестройка и в Литве набрала обороты, и Саюдис нашли. На месте и роли писателей в эпохе Саюдиса, монография историка Миндаугас Tamosaitis: была опубликована (2016) «Спорного освобождение литовских писателей в период национального возрождения». Он представляет большую картину, правда, многие вещи упущены, оставлены в тени, как небольшие..
Движение было чрезвычайно разным и интересным. Великое испытание на свободу совести. Писатели — индивидуалисты. Их выбор чаще устанавливается литературой, чем жизнью, однако в годы Саюдиса сама жизнь перевернулась..
Писатели были везде. Они вышли на улицы и площади, их голоса были широко и слышны везде: на митингах Саюдиса, в правительственных залах и коридорах. В прессе, на телевидении, по радио. Все знали самых активных писателей, останавливались даже на улице и спрашивали их мнение. Она была важна, она ее слушала. История, культурное наследие, природоохрана и даже многие политические или экономические вопросы были подняты и решены в консультации с писателями..
Моя индивидуальная позиция заключалась в следующем: поддерживать группу Саюдиса, сделанную в Союзе писателей, однако не занимать официальную позицию в структурах Саюдиса. В самой большой степени нашего Союза, чтобы поддержать Саюдис, поощрить писателей к участию в нем и, что очень важно, зафиксировать нынешний статус Союза писателей (тогда также известного как Союз писателей ЛССР) и всех его институциональных и политических полномочий в Саюдисе.
Все знали самых активных писателей, останавливались даже на улице и спрашивали их мнение. Она была важна, она слушала ее.
Подобным образом, были взяты на себя роли арбитра, советника, аналитика. К примеру, первая официальная встреча представителей FTA и LCP во второй половине 80-ых годов XX века. 18 июня прошёл в Союзе писателей. Похоже, его телепрограмма сбереглась. Партия писателей устраивала митинги с общественностью, на которых проходили жаркие споры, и публиковала собственные резолюции в глянцах «Литература и искусство»..
Эта позиция оказалась максимально эффективной. Конструктивная.
Тогдашняя партийная и исполнительная власть прислушивалась к мнению нашего Союза, часто прислушивалась к нашим аргументам, ценила наше мнение. Телеграммы, письма и обращения, отправленные Союзом писателей Литвы в ходе диалога правительства с Москвой по спорным вопросам, были оценены как Ultima ratio. Так как в Москве образовался образ Союза писателей СССР как собственного помощника, хранителя советского союза..
Как пример такого влияния я мог бы вспомнить путаницу, возникшую в Москве в последних числах Октября 1988 г. по поводу Первого секретаря ЦК ВКП. Рингаудас Сонгайла все еще был секретарем, хотя митинги Саюдиса до него завершились его сдвигом. Тогда телеграмма Союза писателей Горбачеву стала Ultima ratio. Телеграмма на какое то время была заблокирована, отправлена исключительно после вмешательства влиятельных лиц. И Сонгайла ушел, Бразаускас стал (назначен) первым секретарем. Такой парадокс Союза писателей, который помогал Саюдисам..
Сам Союз писателей и его главный офис, пресс-релизы тоже были полны политики. Каждодневно в Клубе писателей и остальных помещениях собирались и обсуждали разные комиссии и группы. Если вы хотите повстречаться с наиболее известными деятелями реорганизационного движения Литвы, посетите Союз писателей. Сутикси.
Союз писателей обсуждал собственные главные идеи и проекты с союзами художников и композиторов (они были не менее активными), совместные собрания и резолюции казались большей политической силой. Наиболее интересные языки, эссе или статьи писателей вошли в сборник «Голоса возрождения» (1991 г., издательства LRS и Vyturys)..
Голос писателей стал ослабевать, когда было сформировано правительство Литовской Республики и появилась новая структура политических партий. Тут сосредоточились все общественно-политические проблемы..
Голос писателей стал ослабевать, когда было сформировано правительство Литовской Республики и появилась новая структура политических партий. Тут были сосредоточены все общественно-политические проблемы. Где они обязаны быть. Писатели по инерции были использованы много, однако в основном уже смогли вернуться за собственные места для работы. Отдельные писатели вели себя по-разному.
Демократия не умножается тем фактом, что их взглядам, взглядам писателей и РС все меньше и меньше уделяют внимание теми, кто прислушивается к их взглядам. Помогло ли это более правильно урегулировать вопросы приватизации государственного (общественного) имущества? Я так не думаю. Только усилило разграничение общества на несогласные группы.
Лица писателей пропали с телевидения, радио и печати, что существенно упростило политическую жизнь общества. Руководили им по большей части государственные служащие и члены Сейма. Часто более серые, чем писатели, менее красочные персонажи, как это ни удивительно, менее интересуются более глубокими процессами общественной жизни. Многие проклинают политику, но держат ее в самом центре внимания, а не литературу.
Художественная книжка все реже нужна в интерьере жилой площади, хотя я считаю квартиры похожими на галереи картин. Последний дизайн комбинируется с еще одной книгой. Видео технологии важнее. Это не случилось неожиданно.
Художественная книжка все меньше и меньше нужна в интерьере жилой площади. Последний дизайн комбинируется с еще одной книгой. Видео технологии важнее. Это не случилось неожиданно.
Из-за сложностей многих жителей в Х в. В девяностых внимание к культуре в общем и литературе особенно ослабло, в книжных магазинах больше не было очередей за очень дорогими книгами, и было тяжело их позволить себе. Литература — не Гарюнай, где можно было заработать миллион в течении дня. Авторы получали символичные гонорары, а жить на литературу мог всего один. Все искусства — забот. Теперь горизонты стали ярче, и книжные ярмарки обнадеживают писателей, но на издательском рынке больше иностранной, чем литовской литературы. То либо другое превосходство для наших переводчиков.
Итак, мы такие, какие мы есть. Однако это не необратимое падение, я бы не сказал, что нас совсем нет. Также, практически всегда можно найти автора, произведение, которое вернет писателям утраченный авторитет. Даже их общины. Упорство. Круг жизни все еще вращается.
Времена перемен увлекательные, но и угрожающие
— Вам доводилось председательствовать в переходной год, когда одни бросались строить основы государственности, а иные как-либо применяли это время для своего благополучия. Насколько я знаю, вам доводилось держать давление различных людей не только по идеологическим вопросам, но и оберегать штаб-квартиру Союза писателей — дворец в самом центре Вильнюса, который нравится многим. Расскажи нам о том времени.
— Времена перемен не только интересны, но и угрожают. Старый порядок рушится, а новых пока нет. После каждый камень сдвигается с собственного места. Это прекрасное время, чтобы врать, красть, грабить, разбогатеть. Больше соблазнов искать выгоды для себя. Законно и незаконно.
Восстановление частной собственности было скорее мутным, чем прозрачным. Тем более — правильно. Союз писателей тоже попал в жернов реституции, распахав имущество литовского народа..
Союз писателей тоже попал в жерновы реституции, которыми пользуется собственность литовского народа..
Кто и кому принадлежит исторически, было сложно понять, довести, согласиться. Юридически.
Во время развода с Союзом писателей СССР во второй половине 80-ых годов XX века мы договорились о дачном (творческом) доме в Паланге и Ниде. Они выстроены (реконструированы) на средства Литературного фонда. Комплекс дворцов на улице Константино Сирвидо (тогда — Рашитой), 19 в. Выстроенный и реставрированный в 1909–1940 годах, он принадлежал герцогине Марии Огинскене, а во время Второй мировой перешел в собственность муниципалитета. В 1945 году Советское правительство создало в нем писательские и остальные творческие союзы, а с 20 века. В 1970-е годы только Союз писателей имел право предоставлять.
Во время реституции собственности власти Союза писателей Литвы могли действовать с дворцовым комплексом на свое усмотрение — оставляя Союзу право применить их (в качестве ссуды или разрешать их сдавать в наем) или искать другого пользователя, может быть, даже покупателя..
Мы не считали, что кто-то при желании может завоевать комплекс дворцов и изгнать из него писательское объединение. Но мы ощущали опасность потерять дворец. В 1989–1990 годах молодые литовцы и остальные правые политические силы призывали к запрету деятельности нашей общины и «лишению» дворца как штаб-квартиры организации..
Были также «дружеские» административные усилия по захвату комплекса. На некоторое время мне понадобилось поддаться искушению не отвечать на звонок телефона другого министра, дипломата Литовской Республики. (После зарубежные посланники искали красивые штаб-квартиры для собственных миссий.) Ясно, что у приватного капитала, у новых миллионеров были планы.
Но тогда авторитет Союза писателей (как и авторитет наиболее великих писателей) еще не сократился, и можно было его развивать и оберегать. Дворец остался в памяти всем символичным местом Саюди, и живая история в памяти — довольно значительный аргумент..
Члены Сейма (Парламента) не забыли, что очень много их политические карьеры начинались тут, между этими границами. Никто во дворце не имел возможности расположить зарубежные посольства, министерство, банк либо иное представительное учреждение, для чего такой комплекс дворца очень подходил..
В данный этап нужно было выяснить историю смены хозяев дворца, чтобы довести, что дворец был передан магистратом Вильнюса в первой половине 40-ых годов XX века. Это сильно разочаровало некоторых родственников герцогини Марии Скужевской-Огинскене, в том числе мою известную жену Прануте, редактора чикагского ежемесячника Akiraciai (она задокументировала генеалогические связи с Огинскими)..
Любопытство случилось с куратором Вильнюсской архиепископии. Она претендовала на комплекс дворцов как часть семинарии, действовавшей как партии..
Любопытство случилось с куратором Вильнюсской архиепископии. Она претендовала на комплекс дворцов как часть семинарии, действовавшей как партии. Понадобилось объяснять, что основанием для этого недоразумения послужило изменение нумерации домов на улице Константинаса Сирвидаса (Рашитойя)..
Впрочем самую большую опасение вызвала легализация права владения на комплекс дворцов как на союз литовских писателей в правовом поле Литовской Республики. Мы даже потратили на это пару лет. Исключительно после объединения усилий с другими организациями художников, после создания Союза художников Литвы в 1995 г., когда был принят отдельный закон о передаче гос собственности организациям художников (1996 г.), комплекс дворцов стал собственностью Союза писателей Литвы..
Подойдите ближе, не уходите
— Мы небольшая страна, окруженная большими странами. Нашу историю часто переписывают и поляки, и белорусы. Я даже не говорю о России. Было время, когда два популярных человека, Чеслав Милош и Ежи Гедройц, приверженцы идеи Великого княжества Литовского, произнесли важные слова Польши и Литвы. И Варшава, и Вильнюс прислушались к их словам. Что вы думаете о наших отношениях с Польшей сегодня? Многое поменялось, каким положениям мы обязаны следовать в настоящий момент, когда основы Европейского Союза пошатнулись, когда подобных личностей нет ни по эту сторону, ни за границу
— Это вопрос не ко мне, а к вам. Признаюсь, я очень мало знаю, нечасто про них думаю. Хорошо, но. Милош (и Гедройц) нам во всех отношениях близки и дороги, однако они оба более всего помогли Литве в случае восстановления независимости в 1988–1991 годах..
В то время они оба сильно сетовали на противоречия, которые, к большому сожалению, иногда появляются между Польшей и Литвой, когда доходит дело до фундаментальных вопросов гражданской идентичности, истории, Вильнюса, государственных границ и так далее. Я думаю, что к их мнениям, рассуждениям и предложениям прислушивались более с большим вниманием в Варшаве, но также и в Вильнюсе, тем более для польского населения, В то время они были важны..
Мне выпало счастье общаться с Милошем во второй половине 80-ых годов XX века в Виграх, когда он все еще мечтал вернуться в Литву после Второй мировой, а потом, когда он вернулся в Вильнюс в первой половине 90-ых годов XX века, 52 года через, я был его гидом и водителем. Так что я не знаю этого о его мыслях из вторых уст или из далеких источников. И сейчас считаю их вполне актуальными, оптимальными для меня в силу толерантности к оценке исторических литовско-польских событий, духовно особенно важных в Литве для тех, чей родной язык — польский..
Я не знаю этого о его мыслях из вторых уст или из далеких источников.
В 2000 году он опять посетил Вильнюс одновременно с остальными, даже тремя, лауреатами Нобелевской премии по литературе. Мы не имели возможности говорить, нам просто стало лучше в мэрии. Не думаю, что этот приезд, если судить по его повестке, будет насыщен встречами, поражает, Милош был эмоционально богаче первого.
Может быть, в Польше у Sunrise намного больше противников, чем в Литве. А у нас, из сочувствующих им языков, пропадает по-настоящему неподдельная забота о литовстве. Последнее, возможно, чаще считается средством, чем целью. Способ приблизиться к чему-то, поднять вопрос. Я не заметил этого в отвлечённых, особенно юбилейных, публикациях..
Тут, в исследовании Виктории Дауйотите и Миндаугаса Квиеткаускаса «Литовские контексты Чесловаса Милошаса» (2011), я не отыскал места, чтобы упрекнуть поэта (его родителей, товарищей по жизни и работе) в «недостаточной» литовости или забывчивости, отсутствии национальных корней. Было бы классно, если бы он показал не только отвлечённую, но и общую позицию литовского мышления. Подойдите ближе, не отходите. Больше переводов книг, совместные исследования, споры. Вот крики писателя.
В общей политической и культурной жизни литовско-польские отношения сильно не хваляю. Эти связи разорваны, им не хватает искренности и нашей готовности работать вместе. Критика «национализма» Европейским Союзом, я так думаю, считается примером упрощения политики, о котором я упоминал раньше..
В большинстве случаев Польша пытается глубже заглянуть в историю сегодня и на следующий день. Но при рассмотрении истории Литвы ему не хватает аналогичный глубины. Две страны не имели возможности стремиться, но стремиться к отношениям как с национальными корнями собственного государства, так и с экономическим укреплением, обеспечиваемым Европейским Союзом, открытостью миру. Диалектика общности сегрегации (тут из гегелевского словаря) нам необходима как чистый воздух для больных.
Я допускаю, что Альгис, чрезмерно рано вышедший из траура, как минимум сравнивал литовскую и польскую литературу. Иногда мне снится, что Том Венцлова или Адам Михник могли бы на себя возложить роль посредников двоих народов, но, открыв их статьи, я должен забыть собственные мечты. В их рассуждениях не хватает чего-то важного, во-первых, может быть, достаточно уважения к Литве, может быть, даже знаний о ней..
Иногда мне снится, что Том Венцлова или Адам Михник могли бы на себя возложить роль посредников двоих народов, но, открыв их статьи, я должен забыть собственные мечты. В их рассуждениях не хватает чего-то важного, во-первых, может быть, достаточно уважения к Литве, может быть, даже знаний о ней..
Не так давно прочитала монографию Ниды Гайдаускене о Софии Кимантайте-Чюрлениене и подумала: сто лет тому назад были смелые и яркие личности, и они работали над делом, которое кто-то должен продолжать сегодня. Саму Ниду я, разумеется, мог бы назвать последовательницей намерений Софии. Я уже упоминал Викторию Дауйотите и Миндаугас Квиеткаускас. И я вижу тебя рядом с ними. Может быть Валдас Адамкус.
К большому сожалению, хотя я и желал бы, я не могу сказать ничего конструктивного о Форуме диалога и совместной работы Ежи Гедройца. Созданный практически семь лет тому назад, в современных условиях наших двусторонних культурных отношений, он воинственен и «оберегает» польскую сторону. Тебе тут что-нибудь необходимо оберегать? Культурно-литературную работу необходимо работать вместе.
Куда делись политическая культурная мудрость и гармоничность Гедройца и Милоша 1990-х годов? Наиболее известные интеллектуалы должны стоять на страже границ дружественных народов и государств. Не так давно я прочитал «Вчерашний мир» Стефано Цвейга, его воспоминания о межвоенной Европе. Все просвещения искусства и науки, какие вместе с автором стояли до войны с автором, стали вписываться, и возникла война. И Цвейг потерял надежду, он вышел сам. Мудрая, но печальная книжка заставила меня подумать, сравнивая межвоенный период с Европой сегодняшних дней, которая, на счастье для всех, даже в наше время избегает войны..
Но поскольку правительства ЕС, партии, общественные организации и культурно важные личности только де-юре занимаются вопросами мира и согласия и в действительности не смеют и не знают, как лечить рак между государствами и народами (не только Литвой и Польшей), Цвейг положено на глубокую мудрость и хорошую литературу В высшем искусстве его точный самоанализ или межвоенный европейский психоанализ только вынуждают вопить. У его гроба. Не привезено с фронта, в Бразилии, вдалеке от пламени войны.
Остается получать не лучшие новости, а худшие новости. Их содержание старо как мир: сила сильного — справедливость.
Так что я просто грустный оптимист. Мир у нас в государстве остается хрупким. В мире полно жарких мест, где проливается кровь, гибнут люди, то, что создавалось давно и сложно. Остается получать не лучшие новости, а худшие новости. Их содержание старо как мир: сила сильного — справедливость. Он утверждает, что иногда за нами перерисовываются политические карты без нашего ведома. Было бы классно, если бы Литва и Польша поддерживать друг друга сберечь существующую карту подольше..
Кто жив, а кто мертв
— В наше время идет активная дискуссия об упрощении литовского языка и в общем о свободе говорить без каких-то языковых правил. Разумеется, эта дискуссия не нова. Во времена «Варпаса» копье ломали барабанщики, яблонски, дабушининкай, а броски молнии — Винцас Креве, Вайжгантас, Балис Сруога и остальные. Только одно отличие в том, что сегодня «блохи» трансформировались в «говорящие языки». Если взглянуть на это, скажем, заявление Саулюса Томаша Кондротаса про то, что «наш литературный язык также подойдет для изображения полноты жизненных явлений, как и для рисунка сонетов о работе скотобоен». Или Мариус Ивашкявичюс: «То, что мы потребляем повседневно, чрезмерно бедно, а то, что мы предполагаем, что у нас есть и когда-то было — без жизни, противоестественно, не звучит».
— Было бы хорошо, если бы строка из «Гимна» великолепным образом убрала «тьму» с голов людей в сценарии. Нет необходимости преуменьшать либо даже отказываться от наших языковых норм и правил, как мы поступаем со всей лингвистикой в целом. Ну кому не требуются сокровища литовского языка, кто больше доверяет иностранным языкам, да поможет им Бог.
Завидую полиглотам, но исключительно пространству общения с собеседниками и выбора книг на языках оригинала. Пространство письма считается независимым, оно не зависит от языков живых и мертвых народов мира, пока жив язык моего народа. Я писал (читатели иногда называют их «непростыми») не только художественные, но и научные тексты. На момент написания ни в одном из них не было литовских слов.
Мы издаем необычные словари международных слов, философии, эстетики, психологии и подобные словари, подготовленные литовскими авторами. По этой причине у нас также имеются особые термины, нужные для литовского языка. Создание философских и гуманитарных терминов происходит само по себе, написание книг и статей с соответствующим содержанием..
Я не могу оправдать давление Ученого совета и остальных институтов на литовцев и представителей других гуманитарных наук, чтобы они писали литовские исследования на зарубежных языках, оценивали тексты, размещённые в иностранной прессе, с учетом всех научных оценок..
Я не могу оправдать давление Ученого совета и остальных институтов на литовцев и представителей других гуманитарных наук, чтобы они писали литовские исследования на зарубежных языках, оценивали тексты, размещённые в иностранной прессе, с учетом всех научных оценок..
Центром литовских исследований считается Литва, и для мира удивительно представлять самих литовцев на языке, отличном от языка оригинала. Давайте переведем наши научные труды на наш родной язык. Иногда мы с компанией друзей ругаем меня за очень редкие международные слова. Я люблю их применять, однако не за счёт литовского языка.
К примеру, в подзаголовке романа «Капли» есть греческое слово «клепсидра» — водяные часы (буквально похититель времени). Для меня клепсидра звучит прекрасно, лучше, чем ее литовский аналог, я просто слышу, как течет вода, и это оставляет семантический секрет.
Слова или жаргон диалектов, международных, зарубежных языков, ваших собственных новшеств нет ни необходимости, ни необходимости остерегаться, но модерация для автора — лучший советчик и редактор. Только тот, кто желает или может писать лишь по шаблону (клише), попадает в добровольную словарную ловушку словарного запаса..
Писать можно как хотите и интересно. Про это говорят жемайтийские журналы и работы. Наконец, популярность диалектно написанного романа Римантаса Кмиты «Южная хроника». Романы «черного юмора» американца Томаса Пинчона мне тяжело покушать из-за их исключительного английского. Но я пытался читать, я не ругал автора за язык, который он применял.
Начинаем писать на латыни, английском или немецком, решим вопрос о родном языке: со временем вы почувствуете, кто на каком языке жив, а кто мертв.
Что скептицизм наших авторов говорит о родном литовском языке? Думаю, что сами произведения С. Т. Кондротаса опровергают его сомнения. Они богаты философией, что согласуется с литовским текстом. Думаю, что творчество М. Ивашкявичюса не менее противоречит его пессимизму..
Может быть, мои коллеги неискренни. Возможно вы хотите кого-то расстроить, опровергать или клясть. Провокация. Прекрасно. Отчего же нет? Начинаем писать на латыни, английском или немецком, решим вопрос о родном языке: со временем вы почувствуете, кто на каком языке жив, а кто мертв.
Живой атлас диалектов
— Вы несколько лет преподаете в университете будущих педагогов. Вы также много общались с молодыми писателями, читая их книги. Если сравнивать с вашим поколением, видите ли вы отличия в восприятии литовского языка молодым поколением2 Какой у них ежедневный и литературный язык?
— Когда я начал работату в Пединституте (тогда так назывался университет), еще были вступительные проверки. Довольно запутанный, свернутый. К примеру, необходимо было определить автора текста или аргументировать, из за чего то либо другое произведение Билюнаса или Жемайте (его отрывок) вызывает эстетическое удовольствие. Или аналогичный.
И был приятно удивлен проф. Убеждение Альберта Залаториуса (тогда заведующего Отделом литовской литературы) в то, что при помощи рентгеновского аппарата можно осветить литературные способности будущего фокусника — подвергнуть анализу, трактовать, ощутить красоту произведения и, наконец, создать его.
Приятно удивился проф. Вера Альберта Залаториуса в то, что при помощи рентгеновского аппарата можно осветить литературные способности будущего фокусника — анализировать, трактовать, чувствовать красоту произведения.
Язык был связан с произведением, его эстетической ценностью. Результативность вступительных экзаменов (испытаний) определялся «материалом» — выпускниками, подавшими заявки на изучение литовского языка и литературы. Состязания были достаточно большими, оценки аттестатов были высокими, на одном курсе, по искусству, без золотой и серебряной медали не было никого..
Сначала у нас было больше студентов, которые были живым атласом всех диалектов для преподавателей-лингвистов. Не все пришли с собственным диалектом, не все из них имели собственные сельские корни, однако они свободно утверждали по-литовски и любили собственный язык. Университету оставалось совершенствовать, прививать то, чего не хватало.
Среди первокурсников выделялись выпускники Вильнюсской школы , окончившие польскую и русскую школы. Им давали льготы при поступлении, доводилось пытаться наверстывать упущенное во время учебы. И погнались, хотя им было действительно непросто. По словам поляков, русских и тутси, это мины, их необходимо было раскопать и взорвать. За 4-ре года большинство догнали, забывая даже акцент.
Корни любого языка хороши, они пригодятся.
Позднее ситуация очень сильно поменялась, корни сжались, и язык, который изучается и прививается в школах, распространился. Ощущение у нее не такое глубокое, там больше ерунды, сленга, жаргона. Компьютеры и телефоны начали «проглатывать» завершения слов, буквы с диакритическими знаками, и от них такое письмо или речь получили распространение везде. Что еще за чувство красоты слова, когда нет целого слова?
Литература, с которой у нас было много забот, разумеется, не имела возможности разрешить себе аналогичных инцидентов. Более того, литературный язык по любому определению по собственной сущности отличен от ежедневного. Средства литературного выражения и форма произведения имеют собственные законы. Однако, разумеется, модернизировался и язык молодых литературных произведений. Было бы удивительно, если бы они пошли по стопам классиков, пускай и легендарных. Я бы сказал, что богатство языка и его оригинальность в произведениях молодых авторов были найдены (выявлены) иными вариантами, иными вариантами. Это должно быть так.
С литературной стороны воплощать в реальность
— Есть подобная фраза, что критик должен больше писать про то, что в тексте, чем о том, чего нет. Что такое сегодня литературная критика? А может, как некоторые говорят, их совсем нет? Что этот жанр уже исчез и у нас есть лишь слегка аннотированные аннотации к книгам, авторы которых больше показывают собственный острый язык, чем пытаются анализировать произведение..
— Это все еще наша попытка навязать литературе симптомы жизни. Игра литературных и жизненных парадоксов. Литература — о чем2 Литература — как? Кто скажет, что в литературе, а что нет? Ясно, что есть критики, которые могут посвятить себя тому, что хотят. Что это приносит?
В моих глазах произведение — это текст, который от первого до окончательного слова собой представляет ткань, из которой нет ничего аналогичного или какую нить выдернуть, как-то отрезать, с литературной стороны воплощать в реальность. И наоборот. Критик должен принимать работу такой, какая она есть, а не делать ее по душе. Цельность произведения, его многофункциональность — его великое правило, одинаково трудное для понимания автора и критика (читателя)..
Критик должен принимать работу такой, какая она есть, а не делать ее по душе.
Легко написать аннотацию, отзыв, короткое мнение, труднее — отзыв. В школах и университетах учат писать «анализы» произведения. Не знаю, понадобятся ли они. По всей видимости для написания оценок. Учителя, учителя, которые хотят навязать читателям собственное представление о произведении, радуются тому, что их ученики могут повторить то, чего ждут учителя. Чего же ты ждешь? Так что, возможно, придется изучать литературу, однако не саму литературу. Так как в таком анализе ее часто убивают, даже в том случае, если она еще не появилась на свет..
Тяжело сделать то, о чем я говорил в предыдущем абзаце. Ощутить и оценить произведение как художественную ценность (дар реальности, чувства, эстетики и т. Д.). Тяжело не достигать успеха повседневно, ведь к каждому предмету необходим персональный подход. Оценщик должен найти (сравнить) работу, иначе двое пройдут, не встретятся. По этой причине очень немногие литературные произведения оцениваются лишь по их художественной (эстетической) ценности..
По этой причине критики никогда не будет. Настоящая ценная критика. Если даже бы редакторы могли оплачивать на порядок больше гонораров.
Поэзия никогда не теряла собственного роста
— В общем, как вы относитесь к сегодняшней литовской литературе, какие радикальные изменения вы увидели за прошедшие десятилетия, многообещающие либо, наоборот, печальные
— Приятнее. Для меня это стало неожиданностью, так как длительное время я был большим ворчуном. Отрадно кол-во авторов, книг, вышедших в издательствах, литературных произведений в прессе (бумажной и виртуальной). Я считал, что наша небольшая литература умрет от голода, в конце концов, выжить нечасто. Клыдау. Хорошо.
Это показывает, что никакие деньги ничего не могут. Есть что-нибудь более мощное. Подъезжай. Вертикальный, просто не знаю, как это назвать. Все мои любимые слова затертые, затертые, хотя и красивые. Из-за неприятностей, не изобретая ничего лучшего, скажу, что он поднимает всех литературных воздушных змеев. Во всех метафорических и прямых значениях данного слова. Кто-то сделал их, воздушных змеев, теперь они летают, они привлекают к полетам взрослых и детей, ни одного колдуна, чтобы постичь свой воздушный змей.
Какая ценность? Посмотрим. Может не я, не мы, иные это оценят, однако он тоже будет выделяться. Родившиеся летать — отличные от тех, которые ползают по земля.
Но все таки, это, возможно, метафора..
Талант, разумеется, как обычно, необходимо искать с оглядкой на день. Но оно стоит того.
Поэзия никогда не теряла собственного роста. Она все еще горда, может быть, даже чрезмерно горда, когда встречает какого-либо бедного прозаика или драматурга. Сочинение.
Отрадно, что проза возрастает. Она многообразнее, чем вчера. У нас есть уже философские, авантюрные, исторические, детективные, фантастические. Много воспоминаний. Восхищает не только изобилие авторов, но и литературный профессионализм или грамотность. Возможно, кол-во редакторов тоже растет. Талант, разумеется, как обычно, необходимо искать с легким днем. Но оно стоит того. Они бывают незаметными. Голографический, как теперь говорят. Вам необходим некий проектор, экран. Пространства.
Кстати, то горе по прозе. Пока все будут читать только стихи (во время «Весны поэзии» и остальных праздничных дней), пока мы не построим монументы великим поэтам, наша литература будет прогуливаться по Европе в детских трусиках либо же без них. Литературная зрелость должна достичь зрелости, и ее главные направления обязаны быть наполнены произведениями прозы (драмы). Взглянем на них.
Сильва учится
— Вам, как и всем другим, очень подходит почетный символ Минкульта «Свети и верь». Кроме Национальной, вы стали лауреатами премии Литовской ассоциации творцов искусства, премию имени Винцаса Креве Литовской академии наук, Юозаса Паукштелиса, Людаса Довиденаса и остальные награды. Какой для вас наименее затратный? И вообще, что вы думаете о литературных призах, которых у нас действительно много?.
— Лучше помолчи. Так как все из ярмарки сует. Ненадолго на время ласкает сердце, радостно — замечено, оценено, вознаграждено. Не могут не поблагодарить вас. Может быть, польза от остановки. Не все в резюме и я написал, для некоторых — неприятно, стыдно. А почему ты это получил? Почему награжден?
Как теперь оценить то, что почетным письмом в массовом порядке разделяли все в 1970-е годы во время Ленина?
Как вы теперь оцениваете, какое почетное письмо было массово роздано всем в 1970-е годы во время Ленина? Или была литературная премия «Рабочий» шелковистой предприятия Pranas Zibertas в Каунасе. Получил его за роман «Охота в заповеднике». Все в этом романе не столько о рабочих, сколько про них: фабрика, инженеры, директор, секретарь, охота, а потом и правительственный фаворит. Я не приклеил этот приз к роману, но был вознагражден.
Существует много бонусов, которые вы не можете назвать, так как у них нет наименований. В качестве приятнейшого бонуса в шкафу я храню листовку со стихотворением моего классного руководителя, учителя литовского языка и литературы Елены Пауликайте-Стриаукене. Может, десять лет тому назад она написана от руки и посвящена мне. В настоящий момент ей за 90. Желаю учителям века. Не столь давно он позвонил мне по телефону, поздравил его, напомнил, что я хорошо сыграла Сильву в комедии Казиса Сая «Сильва учится». Мероприятие, которое только что было награждено, состоялось 60 лет тому назад, во второй половине 50-ых годов XX века. Мне было десять.
Женщины подбирают
— Я не решаюсь, однако если бы вы могли рассказать мне немного о семье, о А. а. супруге Вайолет, про то, что даёт присутствие близкого к творцу человека, о дочках Лине и Мильде, буду очень признателен. И ваше нынешнее одиночество с верным четырехлетним другом обещает читателям кое-что еще.?
— Она мне довольно много дала, всю собственную жизнь. Она выросла в семье докторов, богатейшей (пятеро детей), знатной, благородной. Она была красива и талантлива в любом смысле. Появился на свет, чтобы заниматься музыкой. Особенно — петь. После завершения Паневежского музыкального училища играл и пел в самых разных джазовых ансамблях школы, а потом института. Он играл в связке с Ромуальдасом Грабштасом, тогда еще очень молодым. Природа вознаградила ее замечательным богатым альтом. Любила петь романсы, особенно цыганские, русские, белые офицеры..
В то время она смогла подобрать карьеру певицы. Но я сам включился в ее жизнь. И я все испортил. Первенец Лина, позднее Мильда. И мои сочинения, моя философия. Проще говоря, мой эгоизм. Она смешала судьбу певца с моей, писательской, судьбой. Думаю не аналог. Но так получилось, что она подобрала. Она всегда говорила, что подбирают женщины, а не мужчины. И жених, и судьба. Может и так, я ничего не имел возможности поменять, но чувствую себя виноватым. Я сказал, что не смогу везде успевать за репетициями. Может, я завидовал ее таланту к остальным. Я не поделился этим. И это было нужно. Было бы как глазами.
Она всегда говорила, что женщины, а не мужчины, подбирают. И жених, и судьба.
Тяжело говорить о человеке, прожившем с ними 52 года. И болезнь, ни одна, под давлением, не хотела выйти раньше меня. Мы по-детски спорили, каждый первым. Она, как я уже сказал, подобрала. И вышло на мои руки, в доме, который мы построили для Павильного по ее проекту. Ушел осенью, в октябре, буквально через пару минут после полночи, а появился на свет весной, в последних числах Марта, в 19:00..
Младшая дочь Мильда живёт рядом, дом соединяет общий двор. Трое внуков уже взрослые, студии и места для работы, так что их дедушка не очень необходим или развлекает. А вот и четвероногий друг, немецкая овчарка-регент, которого зовет Региу и который должен жить в ином доме по месту прописки, с собственной дочкой Милдой, которой я болен. И ему не все равно. Кормлю, лечу, разговариваю. Мы друзья. Под двором гуляем по улицам. Он всегда желает быть первым. Я затягиваю собственный укус, останавливаю его. Ему восемь, скоро приеду 80. Я не вижу, чтобы он хотел оставить меня в покое.
И он заботится обо мне. Кормлю, лечу, разговариваю. Мы друзья. Под двором гуляем по улицам. Он всегда желает быть первым. Я затягиваю собственный укус, останавливаю его. Ему восемь, скоро приеду 80. Я не вижу, чтобы он хотел оставить меня в покое.
На столе на чердаке, куда меня не часто заходит Регент, разные крохи, по словам Валентины Свентицкас, — это короткие тексты. Обязательства, заказы на редакционные статьи, которые меня еще не забыли. Философское произведение Сонны Миниотайте «В поиске эстетики» отлично переведено на английский, но она не находит издателя четвертый год подряд. Академия наук призывает к тому или иному. План лекций по философии искусства (литературы), из которых можно найти текст. Я просто сомневаюсь, что для меня достаточно смысла управлять, редактировать, публиковать.
Еще большее волнение вызывает рукопись перекрестка воспоминаний и эссе, жанр которых я придумал сам — жизнь мысли. Наименование, разумеется, тоже есть, но может быть изменено. На этот раз я не уверен насчет нее. Когда и что напишу, сказать не могу, однако важно, чтобы когда мне стало лучше, здоровым, даже радостно, побыть с ним еще час.
Источник:
