Ирмантас Янкайтис: слышать помогает не звук, а тишина
С 1998 года Ирмантас Янкайтис, который играет в Вильнюсском театре кукол и создаёт музыку для пьес, обучался актерскому мастерству (с музыкальной направленностью) у Йонаса Вайткуса. Артист, который не исчерпывался одним театром, также играл в спектаклях Йонаса Вайткуса, Эймунтаса Некрошюса, Цезариса Граужиниса, Оскараса Коршуноваса, Яны Росс. Стоит еще сказать что, И. Янкайтис, как вокалист, исполнил произведения Альгирдаса Мартинайтиса, Антанаса Кучинскаса, Антанаса Ясенко, Гедрюса Пускунигиса..
Летом мы встретились с этим знаменитым создателем, который празднует собственное 50-летие, и мы разговаривали о его разных переживаниях на сцене и про то, как со временем он меняет собственное отношение к сцене..
— До актерского мастерства он еще играл на саксофоне и обучался оперному пению. Для чего бросать музыку и переходить к актерскому мастерству?
С актерами общаюсь с первого курса вокала. Я ходил с ними курить, посещал их лекции, смотрел этюды. мне стало плнятно, что данные люди гораздо более открыты, легче моих одноклассников.
Рад, что теперь вокалисты несколько иные. В мое время это были очень ограниченные, выразительные люди. К примеру, пианисты в возрасте от пяти лет каждый день играют, чтобы чего-то достигнуть. И тут, особенно мальчики, как то вы просто просыпаетесь и понимаете, что у вас есть голос и способность петь! Однако они не читали книг, у них нет интеллекта. Было не о чем побеседовать. Также было особенно актуально, как ты выглядишь. Даже несложный расчет должен сопровождаться костюмом. Помню, когда как то я пришла со свитером, никто даже не слушал, что я пела. А ведь эти костюмы было не на что приобретать.!
Разумеется, даже в настоящий момент я применяю голос, меня иногда приглашают поработать. А тут, в «Марионетке», спеть песни сплошное удовольствие. На музыкальной сцене просто стоять трудно: есть бары, всегда необходимо своевременно включаться, все точнее. А в театре со временем текст можно промолвить немного, особенной разницы нет.
— Наверняка, благодаря подобному мнению в театре, а вы прославились как неустанный импровизатор..
— Я не понимаю театр без импровизации! Мне выпала честь оказаться на одной сцене с Витаутасом Шапранаускасом. Он не только смог снести четвертую стенку. Ему точно необходим был контакт с аудиторией, и ему всегда получалось — независимо от того, как. Помню, в Шотландии мы играли «Здравствуй, Соня, Новый год» Коршунова, и на сцене было больше людей, чем в зале. Не было ни субтитров, ни перевода, и никто не понимал Шапранаускаса. И он начал дробить дворянство для нас, актеров. Ему необходим был контакт, кто-то, чтобы дать ответ. Ясно, что это понять можно двояко. Что это непрофессионально, что нужно построить линию характера.
— Значит, вам необходим контакт?
— Несомненно! Для меня это физика: действие равняется реакции. И этот ответ необходим. Может быть, это благодаря тому, что я столько лет занимаюсь музыкой. Ведь во время игры вы все равно играете для слушателя и слушаете, слышит ли он. Мне было очень некомфортно, когда Татьяна Лапина построила Гарарару в Марионетке. Там вы отделены от аудитории и ничего не замечаете, вы не знаете, оказывает влияние ли ваш текст на зрителя — с какой скоростью, как и что вам рассказывать. Когда публика не слышит, актеры начинают особенно сильно кричать, по этой причине выходит встревоженный спектакль. Любой хочет сломать такую стену собственным голосом. Хотя зрительно, как мне стало плнятно, сборка абсолютно не плохая..
— Тогда мы спорили, для какой аудитории это спектакль. Но я думаю, что хороший продукт может смотреть и ребенок, и взрослый. Дети могут не понимать смысла текста, но все равно остаются очарованными. В конце концов, у театра есть способность принимать и привлекать. Скажем, если бы мы увидели подлинные языческие обряды, где все неясно, эффект все равно был бы.
Человек, который точно знает, что делает, может быть очарован его действиями. А когда не знаешь, что делаешь на сцене, спектакль ломается, разваливается, не сливается в единое целое. Зритель это ощущает, и ему становится не по себе. Сначала необходимо зафиксировать сцену. А фантазия — это жизнь выступления и прекрасный вариант проверить, что прекрасно работает на той либо другой сцене. Почувствуйте, слушает ли публика. Если нет — ускорите ритм или начните говорить тише. Да не звук, но тишина помогает слышать.
— Вы работаете в самых разнообразных театрах с различными, довольно разнообразными режиссерами. А теперь вас можно заметить в Оперных Театрах , Молодежного, Кукольного, Национального драмтеатра. Какие режиссеры вам ближе всего?
— Режиссер все время плохо смотрит на актеров — все время заставляет его репетировать. В конце концов, из данного спора что-то рождается. Ясно, что особенно интересны те режиссеры, которые в конце концов добиваются приятного результата. Самым мистическим, разумеется, был Эймунтас Некрошюс. Ему понадобилось поработать с ним только в одном спектакле — «Любовь и смерть в Вероне», но его подготовка, как он пришёл на работу. И как он смело сказал то одно, то и то ошибочное, что ему еще необходимо подумать. И, разумеется, те реплики, которые совсем нельзя было понять: «Спектакль удался таким красивым. Может быть, сегодня давайте поищем новые разрушения. Так осознанно ». И что ты тогда?
Было максимально весело работать с Яной Росс — она появилась на свет в абсолютно другой культуре. Наши режиссеры привыкли, что актерам просто стоит следовать всем их прихотям. Они могут громко, говорить смело все, что пожелают! Это может вас унизить. И это будет называться творческим процессом. О Яна удивилась! Было особенно приятно работать. И сколько я узнал! Для анализа материала из государства были приглашены историки. Стоит еще сказать что, когда вы доверяете себе на сцене, вы автоматично начинаете доверять себе..
В определенный момент мое отношение к работе поменялось. Раньше я старался достаточно точно осуществить задумку постановщика, что вызывало напряжение внутри. Позднее, имея детей от теперешней жены, мне стало плнятно, что не делаю тут акцентов. На работу необходимо приходить, чтобы зарабатывать деньги и просто получать удовольствие. А самое основное в жизни — это семья. Стоит подумать: не говорите ли вы эту фразу, неужели вы не развернетесь? Однако если вы станете выполнять это активно, с решительностью в себе, это не имеет особого значения..
— Откуда такое доверие?
— Я прожил 50 лет и уже похоронил столько собственных сверстников. Тогда кажется лучше достигнуть меньшего, однако не бояться жить. Что ж, ты совершил ошибку сегодня, ты сделал ошибку на следующий день, послезавтра. Но наступит день, когда кто-то сверху поставит вас под сцену и все наладится.
Разумеется, гармоничность, доверие в семье сильно помогает, и вот тогда ты пойдёшь на работу по другому. «Бункер» (проект Руты Ванагайте о советских временах — ред. Прошлое), в котором я играю уже 13 лет, тоже вселил уверенность на сцене. Тут необходимо вовлечь зрителя, превратить его в персонажа, регулярно фантазировать и не знать, чего ожидать от реакции. Читая прессу, интересно, что Коршуновас «Дугне» — это интерактивный спектакль только благодаря тому, что публике рекомендуют выпить. В Бункере интерактивность происходит быстрее.
— Какие зрители в большинстве случаев приходят в «Бункер»
— С самого начала я бы сказал, что сюда ходит очень много людей в возрасте от 30 до 35 лет. Когда мы начали эту деятельность, 30-летние парни еще отлично помнили советское время и утверждали по-русски. Они пришли обновить память. В настоящий момент мы больше не говорим по-русски — больше нет понимающих. Сегодняшние 30-летние уже появились в независимости.
Также бывает, что дети передают этот опыт собственным родителям. Жалко подобных зрителей — сразу отправляем на последнее место в очереди: уже зашли, проникли, послушали. Разумеется, есть и недовольные, которые поговаривают, что это не так. Странные люди иногда понимают историю.
Все больше учеников приходят с педагогами истории. И, разумеется, иностранцы. Так было 13 лет. Когда мы начинали, я не дожидался, что среди здравомыслящих людей отыщутся желающие. Однако данный проект свое внимание обращает на важные философские вопросы. Сколько страха в себе несет человек, сколько еще остается? Ведь мы еще боялись сказать начальнику, что он неправ, боялись проявить инициативу.
— Некоторые в театре называют вас «вечным победителем». Как вам это кажется — почему?
— Как ни удивительно, никаких государственных наград я не получил, лишь одна номинация на золотой сценический крест. А в жизни, как я думаю, каждый оказывается там, где должен быть. Исчезло довольно мало, и я лежал в мусорной корзине. У меня были ужасные проблемы с алкоголем. После второго развода я жила в театральном зале. Получив заработную плату, я ходил по кафе, чтобы раздать долги и продолжать пить. Я отклонил много подходящих предложений, так как больше не вижу в этом смысла. Интересно лишь, когда меня били, сломали нос и челюсть. Если вы перестанете хвататься за жизнь, она в конечном счете привлечет вас. Однако у меня шестеро детей, это мое большое достижение. И они не уехали из Литвы, я их вижу, общаюсь.
И вообще, я езжу за границу и смотрю, как смотрятся реальные «победители». Они также улыбаются больше, чем мы. Наши лица также забиты тревогой. Кажется, эта сучка времен СССР напомнила нам, что мы обязаны быть нацией победителей (все равно терпеть не могу данного слова!). Скажем, если вы участвуете в конкурсе, вы должны выиграть, так как никто не любит проигравших. Ошибки? Из них получаются великие дела! Даже в настоящий момент мы чрезмерно восприимчивы к неудачам.
Театру вообще переоценивают. Меня всегда поражает, что среди лауреатов Национальной премии всегда есть хотя бы один спектакль. А где реставраторы, библиотекари или искусствоведы?
— Кажется, что и ваша профессиональная, и личная жизнь очень значима. Вы, наверняка, все время среди людей?
— Ну да. Vis leki leki, dirbi dirbi. В Виевых еще хорошо жить. Я не слушаю музыку и ничего во время вождения. И мне сильно нравится косить траву — ты убираешь по прошествии этого времени.
— А каких людей, зрителей, которых вам нечасто получается избежать, вы любите более всего
— В Келпшое был такой руководитель ветряного цеха. Они все кричали, кричали, и мы все очень его боялись. Через определенный промежуток времени я опять взял саксофон и вспомнил все его ноты. Они были в порядке — они просто кричали, так как были эмоциональным человеком. Он не имел возможности вынести того, что человек был неправ, ему необходимо, чтобы все было замечательно. Как то я повстречал его в кафе, выпил пива и задал вопрос: «Педагог, а почему ты все время так кричишь?» И он сказал мне: «Ирмантас, не бойся кричащих, они открыты. Бойся тех, которые улыбаются тебе: диавол знает, что они думают и что думают. "
А вот в Театре кукол детям радостно играть. Если им это нравится, то вы видите улыбки, если нет — сразу занимаются собственными делами. Кстати, заключенные смотрят пьесы достаточно схоже. Я помню, как в одной тюрьме играл «Голос» Г. Бюхнера в постановке К. Граужиниса. Сцена убийства Марии: ножи Voiceek, слышна музыка Бетховена, Мэри плавно умирает. Мы, общество, в которое мы врезаемся во все, стоим, смотрим, и из зала доносится такой вздыхающий голос: «Десять лет тебе, бачура!» Он рассчитал это при отягчающих обстоятельствах. И Мэри, и все другие непроизвольно задрожали. Ясно, что шуточных историй было много!
История:
